Секрет души в моей груди —
Печалит, и манит, и грезит,
И в зной кладбищенских цветов
Зимой таинственно заносит.

Там белый шум в ушах больных,
Там рай покойников моих,
Тех, что стоят и не смолкают, —
Души ворота охраняют,

Идержат розы на морозе,
Гробовщикам устроив сны,
И всем поэтам преподносят
Всех тайн ужасные следы.

На закате закинул я рыбацкую сеть,
Чтоб наутро собрать весь улов,
И в седьмом я часу, похмеливши нутро,
На речушку решил заглянуть.

Молча встал у брегов, удивиться сумел —
Что увидел, то забыть не смогу:
Там тонул человек, но, а подле него
Из русалок воздвигнутый круг.

Они хлипко смеялись, загрызая его,
Ало-красной становилась вода.
У них зубы зверей, точно лезвий острей —
Загубили, поди, рыбака.

Думал: бредни мои, острой пьяницы зов.
Я руками протер глаза,
Но картина ужасней стала теперь:
Все чудовища смотрят в меня.

Я бежать умолял себя, сдвинуться смог,
А они, как гроза в летний дождь.
На рассвете я мчался, что было сил —
Водяной будто гнал меня прочь.

Уже ночью лежал я со смутой в глазах,
Голоса мне казались их —
Тех чудовищ, чей мрак из души так глушил,
Всё забрали они мысли мои.

На часах уже час, два или три —
Я окинут был крепким сном,
Но они ворвались в мой покой
И живьём говорили, что утопят мой дом.

И с тех пор я не пил, и молитвы читал,
Избегать стал речной воды,
А рыбаки, что ходили туда, безвозвратно
Плыли за буйки.

Ветер нес с собой огонь,
Темной дымкой обметая.
Загорелся резко дом
В гуще леса с прудом алым.
Бушевал тогда огонь,
Благо, в доме было пусто.
С потолка и до полов пламя плыло во все русла,
И до двери, и до крыши добирался он минутно,
Словно дикий лесной зверь загонял зверька в тот угол.
Заскрипели половицы, и обрушился чердак,
Окна стали как черницы, и весь дом окутал мрак.
Больше нет того домишки.
Слухи стали разносить,
Что в камин у тех хозяев нечисть стала приходить,
Забирать и жечь иконы.
Постепенно всё сожглось,
А потом всё это пламя и до дома добралось.

Забралось по дымоходу,
Вслед чихая от золы.
Когти были как иголки,
И скреблись ко всем в дворы.
Ножки были как у кошки,
С шерсткой гладкой, как волна.
Сзади был забавный хвостик
И ужасные рога.
Жёг он всё, что попадалось,
И ажурною резьбой
Появлялись буквы ада
В пентаграмме круговой.
Не давал он всем покоя, и ночами приходил,
Окликали его чёртом, и молитвы вознесли.

Слышу я шум и непомня, откуда
Виден знакомый мне лик,
Голос звучит его благоразумно,
И в нем трепетающий миг.
Слышать другие его не способны,
И любо даётся мне он —
Мой участивший и милый с преблудой,
Любимый, изысканный стон.
Он шепчет мне кратко и что-то велит,
Как сон, он пронзает мне плоть,
И я так ценю его бешеный лик,
Так чудно прорвется он вон.
Говорит он порой непонятную речь
И толкует порой о своём,
Но его смелый тон мою душу пленит —
Я готова тонуть в нем живьем.

как что-то ужасное,
что-то плохое,
как в детстве рассказ, не дающий покоя,
как мрак чащи леса,
как ветер, как холод,
как страх, источающий умственный голод,
как мгла, безмятежно вторженная в солнце,
как бледный угар и как залпом упорства,
как стресс, беспокойство, как сна паралич,
как страх суицида и нежелание жить,
как смех без причины со страхом кончины,
как радость никчемная и круг с бесовщиной,
как звуки ночные, недающие спать,
как тени в углу и как скрип под кровать,
как слезы, как крики, как зов нечестивый,
как страх невозможного и сомнений вершины,
как шёпот, как грохот, как кровь и порезы,
как жизнь и как жизни ужасный отрезок.

ты со мной всегда и рядом,
смотришь мертвым,томным взглядом,
ты следишь и ловишь пулю,
ты мой славный милый ангел.
ты упал ко мне однажды,
словно этот день был гнусным,
дождик лил по крыше красной,
а ты мчался во все русла.
ты спасал во дни печали
одеялом тем окутав,
таким теплым и радушным,
задохнуться я в нем рада,
когда было все так плохо
ты бежал за мной в погоню,
затуплял мои распятия
и ловил с окна по воле,
мне так повезло с тобой,
ты летаешь где-то рядом,
с неба смотришь на меня,
ты мой милый, славный ангел.